Разделы
Категории раздела
Помощь сайту
Поиск
Вход на сайт

Главная » Статьи » Мои статьи

Казачья эмиграция в ХХ веке Часть 2
Казачья эмиграция в ХХ веке
Часть 2

Основная группа терских казаков обосновалась в Болгарии. В городе Ямбола в пустующих казармах расположился Терско-Астраханский полк и Атаманское военное училище. Терцы работали в окрестностях города на постройке дорог, на виноградниках, каменоломнях, в сельских хозяйствах. В городе казаки полным составом собирались лишь по праздникам; здесь у них была церковь, читальня и врачебный пункт. Чины, не способные к тяжелому физическому труду, освоили кустарные промыслы, на которых неплохо зарабатывали[6].
В письме, отправленном казаком из Ямболы к родственникам в Россию, есть такие строки: «Живут казаки-ямбольцы с болгарами в большой дружбе и во взаимном уважении. В этом сказался такт старших казачьих групп. Местный болгарский гарнизон считает казачьи группы своими, офицерам оказывается уважение, болгарское офицерское собрание для них всегда открыто. На все торжественные акты болгары приглашают старших казачьих офицеров, некоторые у них занимаются преподаванием. С большим изумлением болгары смотрят на великодушие и щедрость казаков, зная их трудное материальное положение. Например, они были поражены, когда на памятник погибшему болгарскому воину возложили сравнительно дорогой металлический венок, оказавшийся единственным среди цветов и венков из зелени»[6].
В отличие от основной массы гражданских лиц, создавшей во всех уголках страны «русские колонии», казаки, проживавшие вне казачьих военных подразделений, не желали подчиняться комитетам русских колоний. Они создавали «казачьи станицы», самостоятельно избирая представителя – атамана. Такие станицы, хутора и курени были трех видов: чисто кубанские, донские и терские; «общеказачьи» (смешанные) и полуподпольные – «вольно-казачьи», возникавшие в 30-е годы как политические группировки. С годами станицы реорганизовывались, объединялись или прекращали свое существование. Названия они получали по месту расквартирования или по округам. Некоторым присваивалось имя выдающихся атаманов – Булавина, Некрасова, Краснова, Кухаренко, Шкуро... Самое большое сосредоточение казачьих станиц было в хлебородной области Воеводина.
Среди казаков, проживавших в станицах, были развиты солидарность, патриотизм, лояльность к приютившему их государству и дружеские чувства к местному населению. Если вблизи станицы оказывалась русская колония или другое казачье поселение, царили сотрудничество и терпимость друг к другу. Образованные казаки принимали участие в культурной жизни русской эмиграции. В деревнях много казаков-священников оказалось на службе Сербской церкви; казаки были регентами церковных или любительских хоров, учителями начальных школ, инструкторами верховой езды. Традиционно привязанным к земле казакам на чужбине редко удавалось приобрести собственный участок и заниматься хлебопашеством. Гордость и жизнь в кругу станичников не позволяли казаку пойти батрачить в периоды полевых работ. В деревнях и на хуторах охотнее всего они занимались ремеслами или создавали артели-задруги: изготавливали кефир, сыр, пекли хлеб. Казаки со средним образованием, оказавшиеся в воеводинских селах, где преобладало население из национальных меньшинств (не всегда лояльное к Королевству сербов, хорватов и словен), получили места государственных чиновников, становились писарями, бухгалтерами, землемерами...
Женились казаки на местных женщинах, преимущественно словачках, русинках, немках, венгерках. Такие браки были прочными и многодетными. Детей крестили в православную веру. Полученное приданое давало возможность создать собственное хозяйство. Отдаленность от русских культурных очагов и низкий уровень образования казаков способствовали быстрой ассимиляции младшего казачьего поколения.
Станицы, подобно казачьим военным подразделениям, подчинялись своим атаманам и войсковым руководителям. До 1941 года Сербия являлась центром Кубанского и Терского казачества на чужбине. Тут жили кубанский походный атаман генерал-майор Вячеслав Григорьевич Науменко (1883–1979) и терский – генерал-лейтенант Герасим Андреевич Вдовенко (ок.1865–1945). В Белграде находились «канцелярии» Кубанского и Терского правительств. Председателем Кубанского правительства был полковник Михаил Карпович Соломахин, а Терского – военный инженер Евгений Александрович Букановский. Кубанская краевая рада (парламент) в 20-е годы заседала в Новом Саду или в Белграде. В Сербии проживал походный атаман Астраханского казачьего войска генерал-майор Николай Васильевич Ляхов. Донской атаман генерал-лейтенант Африкан Петрович Богаевский короткое время жил в Белграде, в 1923 году уехал в Париж, ставший, наряду с Прагой, политическим центром Донского казачества.
С казаками в Королевство сербов, хорватов и словен прибыло и несколько сотен калмыков из донских степей. Они были направлены на шахты города Сень, где строили дорогу, позднее большинство переехало в Мали-Мокри-Луг (тогдашний пригород Белграда), другие группы уехали в банатскую деревню Црепая и в город Парачин, где они поступили на суконный завод. Председателем калмыцкой колонии в Сербии был полковник Абуша Алексеев (1883–1948). В 1929 году эта этническая общность построила свой буддистский храм, единственный в Европе, и в эмиграции сохранила свою монолитность. В 1942 году почти все белградские калмыки перебрались в банатскую деревню Дебеляча, а оттуда в сентябре 1944 года по железной дороге эвакуировались на запад.
Оклады русских военнослужащих сербской пограничной стражи составляли от 700 до 1000 динаров, на строительных работах до 1500 динаров. В целях получения некоторых средств на случай болезни или безработицы из начисляемых сумм удерживалось финансовым контролем от 6% до 8%. Деньги эти составляли личную собственность каждого вкладчика, но расходовались только в определенных случаях. В группах работающих казаков создавались процентные отчисления на пополнение ремонтного, инвалидного, санитарного и запасного капитала. Особыми положениями и договорами, заключенными с дирекциями строительных работ, точно регламентировались порядок и распределение заработной платы во всех группах; семьи казаков, находящихся на работах, получали паек от дирекции.
Социальные отношения в среде военнослужащих Русской армии формировались не только под воздействием приказов и распоряжений Главнокомандующего, но, в большей степени, на основе внутренней благотворительности. В связи с этим постепенно наладилась медицинская помощь, открылись артельные мастерские, устроились библиотеки и читальни, начала выпускаться газета «Кубанец». Очень часто отчисления в капиталы, социальная составляющая которых была очевидна, производились казаками в значительно большем объеме, нежели это оговаривалось в распоряжениях командования[2].
Части, расположившиеся в Болгарии, к 1-му сентября 1921 года полностью перешли на трудовое положение. Здесь так же формировались капиталы, накапливались пайки на случай болезни или временной безработицы. Благодаря запасным пайкам, которых к ноябрю насчитывалось 4 тысячи, удалось благополучно перезимовать военнослужащим, оставшимся в зиму без работы[2].
Медицинские учреждения в эмиграции первоначально финансировались на средства, отпускаемые Советом послов в Париже, но с августа 1923 года армия начала поддерживать функционирование лечебных учреждений полностью. В местах расположения рабочих групп находились: в Королевстве Сербов, хорватов и словенцев – 10 околотков на 5 коек каждый, и 6 амбулаторий, а в Болгарии – 25 околотков, из них 4 на 10 коек, остальные на 5 коек каждая, и одна амбулатория. Кроме этого, полностью из капиталов Русской армии финансировались рабочие группы, обслуживающие санитарные учреждения (в том числе и Красного Креста): в Королевстве сербов, хорватов и словенцев – лазарет, и в Болгарии – 2 госпиталя на 50 и 25 коек. Частично финансировались медико-санитарные учреждения Русского Красного Креста, обслуживающие как русских воинов, так и гражданских лиц: в Королевстве сербов, хорватов и словенцев – госпиталь, лазарет, амбулатории и зубоврачебные кабинеты, в Болгарии – 2 госпиталя[2].
Бароном Врангелем значительное внимание уделялось образованию. До 15 сентября 1923 года на средства, выделяемые Главнокомандующим, содержалось несколько военных училищ, в которых за время пребывания в эмиграции было произведено в офицеры до 2 тысяч юнкеров. За недостатком средств занятия в училищах прекратились, но продолжали действовать кадетские корпуса в Сараево, Белой Церкви и Билеча, в которых к 1924 обучалось 1200 кадетов.
Кроме военных учебных заведений, в Королевстве сербов, хорватов и словенцев находилось 3 девичьих института, в которых воспитывалось свыше 600 девочек. Кадетские корпуса и девичьи институты содержались на средства, отпускаемые сербским правительством.
В Болгарии, ввиду отсутствия подобных Сербии правительственных дотаций и принимая во внимание большое количество детей школьного возраста, армейские части за свой счет содержали гимназию на 150 детей (преимущественно сирот), и интернат для 60 детей в Варне[2].
В результате договоренностей с вузами различных государств, к 1923 году было определено в них для продолжения обучения более 2000 русских студентов, не успевших получить высшее образование в России. Наибольшую поддержку в решении этого вопроса оказала Чехословакия – в высшие учебные заведения Праги удалось устроить около 1000 студентов, и Югославия, где продолжали учебу такое же количество беженцев. Армия на первых порах поддержала студентов, которым выделялась материальная помощь для переезда к месту обучения, отпускались ежемесячные пособия, а также выдавались средства на организацию общежитий и столовых. Для получения офицерами гражданских специальностей открывались специальные технические курсы[8].
Помощь инвалидам, нетрудоспособным и семьям чинов армии выделялась по большей части из внутренних средств Русской армии, хотя были случаи и правительственных дотаций в странах, приютивших эмигрантов. Сумма пособий и категории лиц, получающих их, все время менялись, и к 1924 году денежные средства отпускались для содержания 25 пенсионеров, 800 инвалидов, состоящих в рядах армии, и до 2000 членов семей. В Болгарии ежемесячное пособие получали до 1000 инвалидов, не числящихся в частях войск, через Российское Общество Красного Креста[2].
Донское правительство в изгнании 10-11 сентября 1922 года в Софии провело совещание станичных атаманов, на котором вырабатывались меры, препятствующие к возвращению казаков на Родину. В числе прочих, на совещании было принято решение об открытии для казаков сети столовых. Прибывшему из Парижа на съезд донскому писателю Харламову было предложено редактировать газету «Казачьи думы»[9].
Барон Врангель, негативно относясь к любым политическим группировкам, поставил для себя и своих подчиненных одну комплексную задачу – сохранить Русскую армию, попытаться решить для ее чинов вопросы социального характера и быть готовым для дальнейшей борьбы с большевизмом. Выполнение этой задачи было осложнено не только недостатком финансовых средств и действиями ГПУ и Разведывательного управления Красной Армии, но и, в первую очередь, противоречиями, возникшими между различными политическими течениями русской эмиграции. Крупнейшими из таких группировок стали: монархисты – сторонники великого князя Кирилла Владимировича, блок Высшего монархического совета, объединивший сторонников великого князя Николая Николаевича, национально-прогрессивная группа – кадетского, либерального направления, блок отколовшегося от кадетов левого крыла с социалистами и левоказачьими организациями, и явно просоветское движение «сменовеховцев»[4].
В 20-е годы политическая жизнь казачьей эмиграции разбилась на пять основных течений:
Первое течение – самое распространенное среди казаков Зарубежья. К нему примыкали казаки, проявлявшие лояльность к выборным представителям казачьей власти – атаманам монархического течения. Приверженцы этого течения считали, что между казаками и русским народом нет существенной разницы, исключая исторические традиции и специфику уклада жизни. Они отстаивали тезис, что казаки не являются самобытным народом, а лишь одним из сословий России. В вопросах государственного устройства будущей России они на словах были «непредрешенцами» – ни за монархию, ни за республику, и считали, что этот вопрос решается внутри России, а не в изгнании. Они сотрудничали с российскими военными, гуманитарными и культурными организациями и создавали свои кружки и общеказачьи трудовые союзы.
Второе течение – демократы-федералисты. Они считали, что будущее казачества в нерасторжимом союзе со свободной, демократической Россией, но лишь на добровольном и федеративном принципе. Выдвигали исконные демократические идеалы казачества и необходимость его объединения. Это течение составляли приверженцы политиков из структур Кубанской рады и Объединенного совета войск Дона, Кубани и Терека. Непримиримые к некоторым атаманам, обвиняя их в интригах и личных амбициях, они в особенности были враждебно настроены к русским военным и национально-политическим структурам.
Третье течение – казачьи националисты. Казачество они рассматривали не как сословие, не как союз бытовых общин, а как особый народ, отличающийся от русского не только по быту, но и по своей психологии и своей идеологии. Они безоговорочно поддерживали войсковых атаманов, Донской войсковой круг и Кубанскую раду. Большое значение придавали казачьей интеллигенции, должное отдавали истории казачьих полков, но выше ставили казачью историю. Не отрицая больших ошибок в отношении к казачеству в прошлом, они с уважением относились к России, высоко ценили русскую культуру, считая ее также и своей. Они хорошо ориентировались в современных европейских событиях и были реальными политиками, готовы были сотрудничать со всеми.
Четвертое течение – «вольные казаки», националисты, также считали казачество отдельным народом. Их основным политическим устремлением было осуществление независимости казаков и создание суверенного, объединенного государства «Казакии». Признавая институт войсковых атаманов, свое отношение к ним определяли персональной оценкой каждого из них. Непримиримые к коммунистам, они охотно вступали в соглашения с теми национальными группировками, которые проводили курс на свою государственную независимость. Это течение не отказывалось от иностранной материальной помощи.
Пятое течение – в него входили казаки-социалисты. Было их немного. Они не имели своих организаций, а примыкали к русским социалистам, действовавшим в эмиграции. Это были своеобразные социалисты, в казачьем вопросе выражающие националистическую точку зрения. Признавая общее выборное начало, они признавали войсковых атаманов, войсковые круги и Раду, но фактически не поддерживали их. Не придавали особого значения и казачьим традициям, хотя считались с ними. К этому течению можно подвести кружок казаков, проживавших в Скопле, именовавшийся «Рабоче-крестьянской казачьей партией», опубликовавший свою политическую платформу и одно воззвание[5].
Одновременно с ростом политических брожений в рядах российской эмиграции и казачества, возмужало и молодое поколение, учившееся в Донском кадетском корпусе и в университетах. Национально определившиеся, казаки вступали в свои студенческие организации – Союз вольных казачек им. Галины Булавиной и в Белградскую общеказачью студенческую станицу, выпустившую один номер своего журнала «Единство». Молодежь вдохновлялась идеями группы казаков-интеллигентов, объединенных вокруг пражского журнала «Вольное Казачество», отстаивавшего идеи формирования суверенного государства – «Казакии». Их ловко проводимая пропаганда вызвала новое размежевание в казачьих рядах, что привело к созданию полуподпольных «вольноказачьих» станиц.
Врангель понимал, что декларируемая им идея сохранения чинами Русской армии политической нейтральности, по меньшей мере, не состоятельна, и в 1924 году Главнокомандующий принял решение о необходимости создания мощной организации, объединяющей военную эмиграцию.
8 февраля 1924 года Врангель подписал распоряжение, в котором определялись лица, ответственные за объединение разрозненных офицерских союзов, находящихся в странах Европы. В Западной Европе общее руководство этим процессом было возложено на генерал-лейтенанта Миллера, в странах Балканского полуострова – на генерал-лейтенанта Абрамова, и уже 1 сентября 1924 года Врангель подписал приказ об образовании Русского Общевоинского Союза (РОВС). В состав этой организации вошло большинство офицерских организаций, находящихся в Западной и Восточной Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, на Американском континенте. В этот же период русская военная эмиграция получила свое организационное оформление, связанное с решением великого князя Николая Николаевича принять на себя «руководство, через Главнокомандующего, как армией, так и всеми военными организациями»[3]. В ноябре 1924 года барон Врангель был подтвержден великим князем Николаем Николаевичем в должности Главнокомандующего[3].
Во временном положении от 1 сентября 1924 года говорилось: «РОВС образуется с целью объединить русских воинов, сосредоточенных в разных странах, укрепить духовную связь между ними и сохранить их как носителей лучших традиций и заветов Российской Императорской армии»[10].
С созданием Русского Общевоинского Союза, в который фактически трансформировалась Русская армия, не ушли в былое понятия воинской дисциплины, более того, в некоторых моментах она ужесточилась. Так чинам запрещалось состоять в политических организациях, а сторонники великого князя Кирилла Владимировича вообще были уволены из армии[3].
Как пишет в своем исследовании О. В. Губенко: - «Авторитет барона Врангеля, не смотря на некоторые политические ошибки, в среде военной эмиграции на Балканах был на протяжении 20-х годов очень высоким. Об этом свидетельствует и история, рассказанная современным болгарским журналистом Владимиром Апрелевым, детство которого прошло в среде эмигрантов-казаков. Отец Владимира Апрелева – сотник Кубанского казачьего войска, перебивавшийся случайными заработками в городе Варна, в 1923 году получил выгодное предложение на осуществление водолазных работ во Франции, но, запросив разрешение на выезд у Врангеля, получил отказ с мотивировкой необходимости пребывать поближе к месту расположения части, к которой был приписан. Сотник Апрелев от контракта отказался, и этот факт свидетельствует о безусловном авторитете Главнокомандующего и о высокой степени дисциплины в среде военной эмиграции»[8].
В конце 20-х годов произошли события, которые наложили серьезный отпечаток на всю организацию русской военной эмиграции, и вместе с тем на психологию чинов армии, до сего времени живших надеждой на победоносный реванш над большевизмом.
25 апреля 1928 года в Брюсселе в возрасте 49 лет внезапно скончался барон Врангель. Обстоятельства его смерти до сих пор считаются странными, существует версия, что он был отравлен. Вслед за ним, 5 января 1929 года, скоропостижно умер лидер военной эмиграции великий князь Николай Николаевич. Возглавил РОВС безусловный авторитет в армейских кругах генерал А. П. Кутепов, но уже 26 января 1930 года он был похищен в Париже агентами ОГПУ и, по одной из версий, тайно вывезен ими в СССР и погиб во внутренней тюрьме на Лубянке. Судьба его преемника – генерала Е. К. Миллера была аналогичной. Агенты Советской разведки выкрали его из Парижа 22 сентября 1937 года, и судьба его остается неизвестной до сих пор[11].
Стройная система Русской армии, а затем и ее преемника РОВС, представлявшая в 20-х годах определенную опасность для руководства СССР, рухнула.
На протяжении 20-30-х годов казачья эмиграция, основная часть которой находилась на Балканах, раздробившись на более мелкие группы, была вынуждена повторить исход. Некоторые казаки остались в Болгарии и Югославии, но многие перебрались в другие страны, где им приходилось приспосабливаться к новым культурным, языковым, экономическим и политическим условиям. Не везде они были одинаковыми, но неизменно казаки решали возникающие проблемы путем мощной корпоративной спайки, регламентированной нормами старого и нового обычного права. Примеров казачьей самоорганизации в условиях эмиграции предостаточно. Вот лишь некоторые из них:
Повсеместно – в Чехословакии, Болгарии, США, Канаде, Китае, Австралии, в странах Южной Америки начали создаваться казачьи землячества – Общеказачьи станицы. Интересен пример Нью-Йоркской станицы, основанной в 1923 году. Казаки построили в Нью-Йорке храм Христа Спасителя, стараниями казаков было организовано Общество помощи военным инвалидам в Америке, Общество помощи детям русской эмиграции[12]. Станица участвовала и в вопросах образования, оказывая помощь молодым казакам в поступлении в престижный Колумбийский университет[13]. Не малую роль в работе станицы играли и терцы, одним из самых авторитетных представителей которых долгое время являлся бывший атаман станицы Ессентукской Р. А. Глухов[14].
Культурную деятельность казачества на чужбине можно рассматривать в двух точек зрения – как работу видных одиночек: ученых и работников культуры (националистической казачьей или всероссийской направленности), и как работу казачьих организаций и одиночек, ориентировавшихся исключительно на изучение истории и самобытной культуры казачества. В первые годы в Королевстве сербов, хорватов и словен преобладал этот второй вид деятельности.
В 1921 году из Константинополя в Белград переехал Донской казачий архив, в полном объеме, с историческим материалом периода Гражданской войны на Дону. В марте 1923 года была создана Донская историческая комиссия, задачи которой состояли в сборе, изучении и публикации архивных материалов. С этого года стали выпускаться периодические сборники «Донская летопись». Донской архив, вместе со своей Комиссией, в феврале 1925 года переехал в Прагу.
Подобные исследования проводились и при Кубанской канцелярии, обосновавшейся в Белграде. Их труды публиковались в казачьей военной периодике, а в виде отдельных выпусков печатались тексты патриотической направленности. При этой канцелярии создана была Делегация по охране кубанских военных регалий, знамен и военных трофеев, отданные на временное хранение в Военный музей на Калемегдане. Председателем делегации состоял генерал-лейтенант Петр Иванович Кокунько. Ряд казаков, военных ветеранов, писали и публиковали свои исследования и воспоминания, связанные с участием казачьих отрядов в битвах Мировой и Гражданской войн.
Два вида художественной деятельности казаков сохранили по себе живую память до наших дней. Во-первых, джигитовки – акробатические выступления на лошадях группы бравых казаков, происходившие на городских ипподромах и деревенских лужайках. Вооруженные казаки, облаченные в военную форму, исполняли и национальные танцы, чаще всего кавказские. Второй вид деятельности – мужские казачьи хоры.
Так, генерал Павличенко организовал группу казаков – мастеров джигитовки, и они имели огромный успех, выступая в Югославии, Италии и Австрии[6].
В Моравской Остраве (Чехословакия) образовалась Общеказачья студенческая станица, казаки которой так же занимались показом джигитовки[6].
В Югославии был создан Союз русских военных инвалидов, которым руководил терский генерал Н. Н. Баратов[14].
Было организовано несколько казачьих хоров: Донской хор под управлением С. Жарова (гастроли в Латвии, Финляндии, Бельгии, Голландии, Англии и Швейцарии), Донской хор имени Платова под управлением Н. Ф. Кострюкова (гастроли в Австрии, Чехословакии, Румынии), Кубанский хор сотника Соколова в Чикаго (США), Терский хор в Лионе (Франция)[6].
Различными группами казачьей интеллигенции был организован выпуск таких изданий, как «Возрождение», «Часовой», «Иллюстрированная Россия», «Атаманский Вестник», «Станица», «Казачий путь», «Общеказачий журнал», «Кубанец», «Казачья смена», «На пикете», «Терский казак на чужбине» и другие[14].
Во Франции были организованы сельскохозяйственные фермы Донского, Кубанского и Терского войск на принципе кооперации по производству продукции растениеводства и животноводства. Управление строилось на совмещении принципов единоначалия и демократизма, свойственных казакам. По свидетельству П. П. Юренева, побывавшего в 1927 году на этих фермах: «Все три войска, кажется, недовольны результатами своего хозяйства, особенно урожаем пшеницы, вспоминая свои родные степи. Но организация почти во всех казачьих фермах прекрасная. И особенно благоприятное впечатление оставила одна, где села группа из шести казаков, спаянных пятилетней службой во французском Иностранном легионе»[6].
В 1929 году было принято решение о переселении части казаков из Франции и Югославии в Перу. Переселению подлежало 2000 казаков, возглавил их бывший атаман кубанской станицы Пашковской А. М. Лысенко. В числе переселенцев были казаки всех казачьих войск и небольшая группа иногородних. Казаки прибыли в Перу со своим священником, врачом и педагогическим персоналом. Удивленный дисциплиной и спайкой казаков, президент Перу заявил, что все средства, ассигнуемые на эмиграцию, будут предоставлены только казакам. Узнав, что в Европе находится до 30 тысяч казаков Дона, Кубани и Терека, перуанское правительство приняло решение о выделении на казачьи семьи по 30 гектаров земли, одиноким казакам по 10 гектаров. Оказывалась помощь на переезд, постройку, приобретение скота и сельхозинвентаря при условии поэтапного погашения выделенных денег сельскохозяйственной натурой. По свидетельству современника, казаки прибыли в Перу «образовать на чужбине единое Казачье Войско, установив в нем свои традиционные порядки, свой казачий уклад жизни». К сожалению, тяжелые условия жизни и смена правящего режима в Перу вытолкнули казаков в другие страны[6].
В 1924 году обосновалась казачья колония в Уругвае, где каждый казак имел по 100 гектаров земли. На новых землях казаки сеяли овес и ячмень. Колония имела лошадей, крупный рогатый скот, пасеку и 7 тракторов[8].
Куда бы судьба ни забрасывала казаков, какие бы невзгоды на них не выпадали, везде они старались приспособиться к местным условиям, не теряя при этом своей сущности. Наглядным примером тому является случай, происшедший в 20-е годы в Бразилии (об этом писали американские газеты). Завербованный в Европе терский казак (имя его неизвестно), попал на бразильские кофейные плантации, но столкнувшись с несправедливостью, дошел до рабского состояния. Убежав от плантатора в джунгли, казак после долгих скитаний встретил индейское племя, которое приняло его в свою среду. Спустя некоторое время, индейцы, убедившись в храбрости и сообразительности казака, избрали его своим вождем[8].
Подводя итог выше сказанному можно сделать следующие выводы: за пределами Советской России объединения казаков Донского, Кубанского, Терского и других войск создавались по принципу хуторов и станиц. Были также Общеказачьи станицы, в которых жили казаки разных войск. В эмиграции казаки образовали большое количества военных, политических и хозяйственных организаций. Некоторые из них входили в состав Русского Общевоинского Союза, другие держались особняком. Так, например Союз Активных Борцов за Россию (САБЗАР), созданный генерал-лейтенантом А. Г. Шкуро в 1923 году, не был принят в РОВС, поскольку являлся политической организацией.
Одной из наиболее весомых, казачьих организаций, созданных в эмиграции, был Объединенный совет Дона, Кубани и Терека. В нем воплотилась идея объединения южноросийских казачьих областей, не раз возникавшая в период революции и Гражданской войны. А. П. Богаевский и другие вожди Объединенного совета Дона, Кубани и Терека выражали намерение действовать обособленно от РОВС, хотя и не стремились к полному разрыву отношений с ним.
Таким образом, среди казачества в эмиграции в 1920-30-е годы обнаружилось три политических тенденции. Одни видели будущее казачьих территорий только в составе российского государства, после его гипотетического освобождения от большевиков. Другие допускали создание независимого казачьего государства как переходного этапа, в случае если освободить всю Россию сразу не удастся. Третьи хотели видеть казачьи земли суверенными вне зависимости от судьбы России. Такие представления о будущем имела казачья общественность к началу Второй мировой войны. Здесь речь идет только о той части казачества, которая сохранила антисоветский политический потенциал. Но имели место и другие настроения, так, например, Общеказачий сельскохозяйственный союз (ОСХС) и Союз возрождения казачества (СВК) были склонны к поиску компромиссов с Советской властью.

Примечания:

1. Российское казачество. Научно-справочное издание. – М., 2003.
2. Палеолог С. Н. Около власти. – М., 2004.
3. Краснов В. Г. Врангель. Трагический триумф барона. – М., 2006.
4. Шамбаров А. Е. Белогвардейщина. – М., 2004.
5. Ауский С. А. Казаки. Особое сословие. – СПб., 2002.
6. Сидоров В. «Крестная ноша». Трагедия казачества. Т. 2. – М., 1996.
7 Акция Нансена. Сводка сведений об отношении Советской власти к реэмиграции. – «Родина», № 10, 1990.
8. Губенко О. В. Терское казачье войско в XV-XXI вв. Влияние государства на социально-экономические аспекты казачьей жизни. – Ессентуки, 2007.
9. Смирнов А. А. Казачьи атаманы. – СПб., 2002.
10. Слащев-Крымский Я. А. Белый Крым. – М., 1990.
11. Шамбаров В. Е. Государство и революции. – М., 2002.
12. Казачий словарь-справочник. Т. 2. – Сан Ансельмо, США, 1968.
13. Федоров Н. В. От берегов Дона до берегов Гудзона. – Ростов-на-Дону, 1994.
14. Казачий словарь-справочник. Т. 1. – Кливленд, США, 1966.

Кандидат исторических наук Эдуард Бурда

иллюстрации:
1. Гнерал П. Н. Врангель с группой офицеров. Сремски Карловци 22 марта 1925 г.
2. Генерал П. Н. Врангель и митрополит Антоний Храповицкий. Югославия 1927 г.
3. Дети русских эмигрантов. Болгария. г. Варна конец 20-х годов
4. Жены русских эмигрантов в национальных костюмах.
5. Кубанские казаки на похоронах генерала П. Н. Врангеля.
Категория: Мои статьи | Добавил: burdaeduard (28.07.2017)
Просмотров: 32515 | Рейтинг: 5.0/3
Всего комментариев: 0
avatar