КАЗАЧЕСТВО СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
Разделы
Категории раздела
Мои статьи [410]
Помощь сайту
Поиск
Наши ресурсы
  • Мы в Одноклассниках
  • Мы ВКонтакте
    • Вход на сайт

    Главная » Статьи » Мои статьи
    Вхождение Терских казаков в систему Советского государства в 20-х – 30-х годах ХХ века Часть 3
    Вхождение Терских казаков в систему Советского государства
    в 20-х – 30-х годах ХХ века
    Часть 3

    Заявляя об окончании коллективизации, Советское руководство, тем не менее, понимало, что для «победоносного» окончания этого процесса необходимо или же физически уничтожить, или же хотя бы сломить волю людей в тех районах, где традиционно жили не бедно, и процент кулаков и середняков был наиболее высокий.
    История оставила нам множество свидетельств о голоде 1933 года, охватившем Южную часть России и унесшем жизни 5-6 миллионов человек. Роберт Конквест написал о страшных событиях 1932-1933 годов: «Сталина можно с полным правом обвинить в создании голода на селе. Урожай 1932 года был приблизительно на 12% ниже среднего уровня. Но это еще совсем не уровень голода. Однако заготовки продуктов с населения были увеличены на 44%. Результатом, как и следовало ожидать, был голод огромных масштабов. Возможно, это единственный в истории случай чисто искусственного голода»[16].
    В местах казачьего проживания секретарем Северо-Кавказского краевого комитета ВКП(б) Б. П. Шеболдаевым была введена система «черных досок», на которые вносились станицы, не справившиеся в 1932 году с планом хлебосдачи. У казаков изымалось полностью не только зерно, но и съестные припасы, из магазинов вывозились все товары. Станицы и хутора окружались войсками НКВД, и никого из жителей, кроме активистов, за пределы населенного пункта не выпускали. Под страхом голодной смерти людей заставляли выполнить хлебозаготовки любой ценой. С ноября 1932 по январь 1933 года решениями Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) на «черную доску» было занесено 15 станиц – 2 донские (Мешковская и Боковская) и 13 кубанских: Новорождественская, Темиргоевская, Медведовская, Полтавская, Незамаевская, Уманская, Ладожская, Урупская, Стародеревянковская, Новодеревянковская, Старокорсунская, Старощербиновская и Платнировская. Жители станиц съели всех собак и кошек, были и случаи людоедства.
    Из станиц Полтавской, Медведовской, Урупской были выселены в Сибирь все жители – 45 639 человек. На территории Кубани действовали и карательные отряды, осуществлявшие массовые расправы. Так в станице Тихорецкой на площади за три дня было расстреляно 600 казаков[22].
    Партийные и советские лидеры всех уровней хорошо понимали задачу на подавление крестьянства любой ценой. Секретарь Днепропетровского обкома Мендель Хатаевич в 1933 году говорил: «Жатва 1933 года была испытанием нашей силы и их терпения. Понадобился голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жизней, но колхозная система теперь останется. Мы выиграли войну»[16].
    Терские станицы не попали на «черные доски», но голод пришел и сюда. Неизвестный терский казак, ушедший из станицы в город для работы на промышленном предприятии, свидетельствовал: «На станциях люди часто ложатся под поезд, другие взбираются на высокую ветку – и оттуда вниз головой, а то просто бросаются с мостов. Через голод мука страшная, а пуд хлеба стоит 130 рублей, мяса же не увидишь, потому у кого даже есть курица, так ее нечем кормить…работаю на заводе…тут хоть кукурузы больше»[15].
    Репрессивные меры коснулись и казаков, проходивших службу в территориальных дивизиях – некоторые из них были исключены со службы за подозрение в срыве планов хлебозаготовки. Части переменного состава были приведены в боевую готовность, но в связи с недостаточной надежностью, к операциям по раскулачиванию не допускались[7].
    Результаты коллективизации были ужасающими: у крестьян было отобрано имущества более чем на 400 миллионов рублей, деревню за период с 1928 по 1938 год покинуло 18,7 миллионов крестьян (не считая раскулаченных)[3]. Спустя несколько лет Сталин говорил Черчиллю, что пришлось расправиться с десятью миллионами кулаков, из которых «громадное большинство» было «уничтожено», а остальные высланы в Сибирь. Около 3 миллионов человек окончили свой путь в быстро расширяющейся системе исправительно-трудовых лагерей[16].
    Роберт Конквест, ссылаясь на западные источники, писал: «Коллективизация разрушила около 25% всех производственных мощностей советского сельского хозяйства. По пятилетнему плану производство зерна в последний год пятилетки должно было превысить 100 миллионов тонн. Оно не достигло и 70 миллионов, а начальная цифра 100 миллионов тонн не была достигнута до самого начала войны. Начиная с 1933 года, советская статистика по производству зерна фальсифицировалась приблизительно на 30%. В 1953 году выяснилось, что для этого использовался метод подсчета зерна на корню, а не количество фактически убранного зерна. Сельскохозяйственные мощности в 1938 году были все еще ниже, чем в 1929. несмотря на то, что появилось много тракторов, их было отнюдь недостаточно для восполнения потерь в лошадях, половина всего поголовья которых в России была уничтожена в годы первого пятилетнего плана»[16].
    Голод 1933 года фактически завершил процесс коллективизации, в результате которой окончательно уничтожены те элементы общинной жизни, за которые на протяжении шестнадцати лет цеплялись казаки, не желавшие смириться с мыслью об окончательной утере многовекового уклада.
    Апофеозом Российской революции явился XVII съезд партии, проведенный в январе-феврале 1934 года и названный советской пропагандой «Съездом победителей». Связано это было, в первую очередь, с тем, что в день открытия съезда газета «Правда» напечатала передовицу, в которой была броская фраза: «Под руководством Сталина большевики добились того, что социализм в нашей стране победил!».
    К этому времени партия значительно помолодела, и лишь 10% членов ВКП(б) принадлежали к так называемой «ленинской гвардии», то есть вступили в нее до революции или во время Гражданской войны. Тем не менее, более 80% делегатов съезда были из числа партийных ветеранов, поэтому, по праву данное мероприятие называют последним большим собранием старых большевиков[20].
    Именно XVII съезд стал отправной точкой совершенно нового периода в российской истории. Съезд наглядно показал отход Сталина от большевистской партии. Примечательна так же и судьба делегатов «Съезда победителей». Так, в последующие годы из 1966 делегатов этого исторического съезда -1108 были арестованы и погибли, а из 139 членов ЦК были расстреляны 96[23].
    В числе первых отреагировал на процесс трансформации российской революции один из главных оппонентов и оппозиционеров Сталина Л. Д. Троцкий, находящийся в эмиграции. В своей работе «Преданная революция», законченной в 1936 году, он охарактеризовал происходящий в СССР процесс, как контрреволюцию, явившуюся логической реакцией на революцию. Троцкий считал необходимым сохранить так называемые завоевания революции, и с негодованием писал об отмене Сталиным ограничений, связанных с социальным происхождением. Ударом по революционным свершениям Троцкий считал и начавшееся в СССР возрождение статуса семьи: «Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый «семейный очаг», то есть архаическое, затхлое и косное учреждение…Место семьи должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания… Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья… Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества…когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, власть не только не заботилась о поддержании авторитета «старших», в частности отца и матери, но наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи, чтобы оградить их от традиций косного быта… Ныне и в этой немаловажной области произошел крутой поворот: наряду с седьмой пятая заповедь полностью восстановлена в правах, правда еще без Бога… Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению политики в отношении религии… Ныне штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен… По отношению к религии устанавливается постепенно режим иронического нейтралитета. Но это только первый этап…»[24].
    Троцкий считал, что еще одним ударом по завоеваниям Октябрьской революции является и декрет от 22 сентября 1935 года, восстанавливающий «Офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии»[24].
    В этот же период начался процесс поворота официальной идеологии от оголтелой русофобии к поиску национальной основы большевистского государства. Из ссылок и лагерей были возвращены и удостоены высоких почестей и наград историки старой школы. В 1939 году Ю. В. Готье был избран действительным членом Академии наук, а С. В. Бахрушин – членом-корреспондентом Академии наук, вышли в свет работы умершего в ссылке С. Ф. Платонова. Один за другим выходили на экраны страны кинофильмы «Петр Первый» (1937), «Александр Невский» (1938), «Минин и Пожарский» (1939), «Суворов» (1940)[24].
    Вспомнило Советское правительство и о казаках. Так, в 1934 году было принято решение о создании ансамбля песни и пляски донских казаков, а в 1936 году на основании постановления правительства Азово-Черноморского края начал свою деятельность государственный Кубанский казачий хор[25].
    В 1935 году, в связи с празднованием 15-летия пограничных войск, вспомнил о казаках маршал Блюхер, отметив заслуги в выращивании ими прекрасных кавалерийских лошадей. Блюхера поддержал маршал Буденный[9].
    В конце 1935 года в газете «Правда» была напечатана статья первого секретаря Азово-Черноморского крайкома Б. П. Шеболдаева «Казачество в колхозах», где освещались успехи «колхозного строительства» в казачьих станицах Дона и Кубани. В своей статье Б. П. Шеболдаев не прошел мимо фактов сопротивления казаков политике коллективизации, утверждая, в частности, что «кулацкий саботаж хлебозаготовок» 1932 г. проявился с особой силой в казачьих станицах Кубани[29]. Однако, отдав должное обличению «кулаков», Шеболдаев наибольшее внимание уделил организационно-хозяйственным достижениям казачьих колхозов и казаков-колхозников Дона и Кубани, отметил рост просоветских настроений.
    Подбор материала, выводы и общий позитивный тон выступления Шеболдаева позволяют расценить его как одно из первых подготовительных мероприятий частичной реабилитации казачества. Б. П. Шеболдаев расценивал «огульное недоверие к казакам» как «старые представления», которые «живучи» и связаны «с воспоминаниями о прошлой борьбе, с непониманием того пути, который проделало казачество за годы революции и коллективизации»[29].
    8 февраля 1936 года газета «Правда» вышла с редакционной статьей «Советские казаки», в которой утверждалось, что «основная и подавляющая масса казачества сжилась и сроднилась с колхозным строем, сжилась и сроднилась с советской властью, покончив с проклятым прошлым, когда казачьи районы, особенно Дон и Кубань, были оплотом контрреволюции и гнездом антисоветского саботажа. Казачество стало советским не только по государственной принадлежности, но и по духу, по устремлениям, по преданности советской власти и колхозному строительству»[30]. Эта статья, вкупе с прошедшим 13—16 февраля съездом передовиков животноводства, где выступали представители донских и терских казачьих колхозов, ознаменовала начало кампании под лозунгом «за советское казачество»[30]. При этом нужно подчеркнуть, что кампания «за советское казачество» не означала возрождения казачества как особой сословной группы в составе советского общества. Советская власть не желала возрождать казачество как сословие, ибо это противоречило бы ее же собственной политике, с успехом осуществленной в 1920-х – начале 1930-х годов, когда казаки лишились своего сословного статуса и привилегий.
    После официального старта кампании «за советское казачество» в середине марта 1936 года в Ростове-на Дону состоялись грандиозные торжества с участием донских, кубанских и терских казаков (терцы прибыли в конном строю). В конце марта в Северо-Кавказском крае состоялся праздник в связи с ответным визитом донских и кубанских казаков[30]. Руководство Азово-Черноморского и Северо-Кавказского краев провело и другие подобные мероприятия, неизменно встречавшие поддержку самих казаков, которые действительно испытывали эйфорию в связи с резким потеплением государственной политики по отношению к ним.
    Казачьи же традиции и черты менталитета, как следовало из редакционной статьи «Правды», могли оказаться очень полезными укреплению обороноспособности СССР.
    Сломив с помощью голода 1932-1933 годов казачье сопротивление, Советское правительство приняло решение о привлечении казаков-призывников к службе в кадровых кавалерийских дивизиях. В первую очередь, комплектовались 4-я и 6-я кавалерийские дивизии Белорусского военного округа и 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени М. Ф. Блинова[7], но ограничения для основной массы казаков в отношении службы в Красной Армии продолжали существовать.
    Одним из первых отреагировал на кампанию «за советское казачество» Лев Троцкий: «…советское правительство…восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии… Восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора!»[24].
    Русский мыслитель Георгий Федоров, эмигрировавший из СССР в 1925 году, написал в 1936 году: «Революция в России умерла. Троцкий наделал множество ошибок, но в одном он был прав. Он понял, что его личное падение было русским «термидором». Режим, который сейчас установился в России, это уже не термидорианский режим. Это режим Бонапарта»[24].
    20 апреля 1936 года ЦИК СССР отменил существовавшие для казаков ограничения[9], а 23 апреля Нарком обороны подписал приказ № 67, в соответствии с которым 4-й кавалерийский корпус получил название казачьего, а его территориальным кавалерийским дивизиям было присвоено название 10-й Терско-Ставропольской и 12-й Кубанской территориальной казачьей дивизии. Тогда же началось формирование 13-й Донской казачьей дивизии[7].
    Одновременно для всех казачьих частей, как кадровых, так и территориальных, вводилось парадное традиционное казачье обмундирование. У донских казачьих частей оно состояло из папахи, башлыка, казакина, шаровар с лампасами и сапог[26]. Обмундирование кубанских и терских казачьих частей состояло из кубанки, бурки, башлыка, черкески, бешмета, шаровар и сапог[26].
    Для всех казачьих частей было оставлено общекавалерийское снаряжение. Вооружение рядовых состояло из шашек и винтовок, у донских казаков дополнительно – пик с флюгерами, у кубанцев и терцев – поясных кинжалов.
    Для повседневной носки устанавливались папахи и кубанки, фуражки с синим околышем, тульей цвета хаки и черными кантами, цветные башлыки и бешметы цвета хаки. Отличием донских казаков стала фуражка с красным околышем, кантами и синей тульей. Шинели, шаровары и сапоги были общекавалерийского образца[7].
    Помимо снятия с казаков ограничений по службе в РККА и формирования казачьих кавалерийских дивизий и корпусов, среди военно-мобилизационных мероприятий времен кампании «за советское казачество» следует отметить также движение «ворошиловских кавалеристов». Движение это зародилось еще в конце 1935 г., когда молодые казаки из колхоза «Донской скакун» Тарасовского района Северо-Донского округа Азово-Черноморского края обратились с письмом «ко всем сельским комсомольцам и молодежи Советского Союза» заботиться о конском поголовье и создавать в колхозах и совхозах конноспортивные кружки и клубы «ворошиловских кавалеристов», которые должны были дать вооруженным силам страны подготовленных новобранцев[31].
    Но наиболее сильный импульс процессам создания, развития и функционирования клубов и кружков «ворошиловских кавалеристов» дала кампания «за советское казачество», в ходе которой численность таких заведений стала стремительно расти. По свидетельствам прессы, к началу апреля 1936 г. в Азово-Черноморском крае насчитывалось до 600 кружков «ворошиловских всадников», в Северо-Кавказском крае – не менее 250. Создание и функционирование клубов и кружков «ворошиловских кавалеристов» продолжалось на Дону, Кубани, Ставрополье и Тереке вплоть до начала Великой Отечественной войны[31].
    Клубы и кружки «ворошиловских кавалеристов» представляли собой, по существу, военно-спортивные негосударственные, добровольные организации. Создавались они на общественных основах в колхозах и совхозах Юга России с целью подготовки молодежи для службы в кавалерийских частях РККА, финансировались теми предприятиями, при которых они возникали. Клубы, по сравнению с кружками, были более многочисленны, располагали необходимым комплектом основополагающих документов, в частности уставами, нередко имели в числе учредителей представителей районного, окружного или даже краевого руководства, пользовались поддержкой военных чинов и работников Осоавиахима. Кроме того, формально клубы «ворошиловских кавалеристов» расценивались как центральная организация, а кружки – как отделы (ячейки) этой организации.
    При всей активности инструкторов Осоавиахима и представителей подразделений СКВО в деле содействия развитию организаций «ворошиловских кавалеристов», основную работу по воспитанию и военной подготовке молодых казаков выполняли казаки старшего поколения. Нередко такие казаки, имевшие солидный боевой опыт, являлись не только руководителями кружков «ворошиловских кавалеристов», но также своего рода инструкторами и инспекторами, занимаясь вместе с молодежью и показывая ей на собственном примере, как надо действовать в конном бою. Не случайно 21 марта 1936 г. Северо-Донской окружком ВКП(б) решил «принять все меры к обеспечению кружков и клубов «ворошиловских кавалеристов» инструкторскими кадрами, путем подбора наиболее опытных казаков, хорошо знающих кавалерийское дело»[31].
    В клубах и кружках «ворошиловских кавалеристов» молодые казаки проходили начальную военную подготовку, обучаясь навыкам джигитовки, владения холодным и огнестрельным оружием, совершенствуя боевое мастерство путем участия в военных играх, учебных боях и разного рода состязаниях. «Ворошиловские всадники» периодически проходили квалификационные испытания, а конечным этапом их военного обучения являлась сдача нормативов на право получения значка «ворошиловского кавалериста». В частности, к 1940 г. в Базковском районе Ростовской области было подготовлено 103 «ворошиловских всадника» первой и второй ступени. Молодые казаки, проходившие курс обучения в клубах и кружках «ворошиловских кавалеристов», представляли собой прекрасно подготовленное и дисциплинированное пополнение кавалерийских частей РККА[31].
    Лояльность к казачеству старались продемонстрировать высшие должностные лица Советского государства. По свидетельству Георгия Григорьевича Шарикова (1920-2004 гг.), уроженца станицы Незлобной, выступавшего в середине 30-х годов на скачках в городе Пятигорске, на открытие скачек в мае 1936 года приехал член ЦК ВКП(б) Г. Л. Пятаков, одетый в казачью черкеску, что было воспринято присутствующими казаками с воодушевлением[20].
    17 мая 1936 года С. М. Буденный приехал в Ростов-на-Дону, где лично встретился с казаками и провел смотр возрожденных кавалерийских казачьих формирований[9].
    1 мая 1937 года сводная казачья дивизия СКВО приняла участие в параде на Красной площади в Москве. Стройные ряды донских, кубанских и терских казаков произвели впечатление на присутствующих, и в дальнейшем казаки территориальных частей постоянно принимали участие в различных военных смотрах и парадах[7].
    Лучшие дивизии 1-ой Конной армии – 4-я и 6-я – стали называться соответственно 4-ой Донской казачьей ордена Ленина Краснознаменной дивизией имени К. Е. Ворошилова и 6-й Кубано-Терской Чонгарской казачьей ордена Ленина Краснознаменной имени С. М. Буденного. Изменения коснулись и других кадровых кавалерийских частей. Так все кадровые казачьи дивизии вошли в 6-й гвардейский кавалерийский казачий корпус[7].
    Комплектование как территориальных, так и кадровых казачьих дивизий предписывалось производить со всего населения (как казачьего, так и неказачьего) Дона, Кубани, Терека и Ставрополья.
    Кадровые казачьи дивизии вошли в состав 6-го кавалерийского корпуса, который вскоре был назван казачьим. Этот корпус по своей боеготовности был намного лучше других соединений, а его дивизии были отлично подготовлены, особенно в области тактики, конного и огнестрельного дела[27].
    В корпусе больше всего отрабатывались вопросы боевого применения конницы в составе конно-механизированной армии. Подобная конно-механизированная армия, состоявшая из 3-4 кавалерийских дивизий, 2-3 танковых бригад и моторизованной стрелковой дивизии, при тесном взаимодействии с бомбардировочной и истребительной авиацией, а в последующем и с авиадесантными частями была в состоянии решать крупнейшие оперативные задачи в составе фронта, способствуя успешному осуществлению стратегических замыслов[27].
    Командовали полками 6-го кавалерийского корпуса ветераны-конармейцы: 19-м Краснознаменным Манычским – Ф. Я. Костенко, 20-м Краснознаменным Сальским – В. В. Крюков, 21-м Краснознаменным – И. Н. Музыченко, 23-м казачьим – И. Л. Сакович, 4-м механизированным – В. В. Новиков[27].
    Первый опыт боевого применения кницы в составе конно-механизированной армии был получен в начале Второй Мировой войны. Так, в середине сентября 1939 года конно-механизированная группа (6-й казачий и механизированный корпуса, мотострелковая дивизия и тяжелая танковая бригада), преодолевая сопротивление польских частей, быстро вышла к реке Неман и взяла Гродно. На освобожденной территории Западной Белоруссии для казачьих соединений были установлены места постоянной дислокации: 6-й дивизии – в районе Белосток – Ломжа, 4-й дивизии – в районе Сувалки – Августов.
    В середине июня 1940 года 6-й корпус получил новую задачу перейти литовскую границу и двигаться на г. Каунас. В первом эшелоне корпуса шла 6-я Кубано-Терская Чонгарская казачья дивизия, которая за сутки совершила марш в 135 километров[7].
    Для охраны новой границы были переброшены пограничные войска, которым предстояло первыми, вместе с казаками Западного Особого военного округа принять на себя удар авангарда немецко-фашистских войск, вероломно напавших на Советский Союз 22 июня 1941 года.
    Смена тактического курса по отношению к казачеству, произведенная советским правительством во второй половине 1930-х годов, представляла собой вынужденную меру. Во-первых, не оправдались расчеты большевиков на растворение казачьих сообществ в однородной массе колхозного крестьянства (основанные на признании казачества лишь сословием, а не субэтносом) и, во-вторых, обострявшееся международное положение требовало консолидации советского общества и мобилизации его ресурсов для отражения вероятной агрессии. Именно поэтому, развернув кампанию «за советское казачество», правительственные органы СССР обратили особое внимание на военно-мобилизационные мероприятия в казачьих сообществах Юга России[30]. При этом, Советская власть навязывала казачьему этносу совершенно новый стиль жизни, коренным образом отличающийся от дореволюционного. Но казачий этнос не растворился в окружающем постреволюционном этническом замесе, сохранив устойчивые элементы самосознания, которое традиционно зиждились у казаков на поддержании воинского духа и многовековых боевых традициях.

    Примечания:

    1. Шамбаров В. Е. Государство и революции. – М., 2002.
    2. Денисенко М. 13 000 000. – «Родина», № 10, 1990.
    3. Платонов О. И. Под властью зверя. – М., 2005.
    4. Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. – М., 2004.
    5. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. От начала до Великой Победы. – М., 2005.
    6. Карр Э. Х. Русская революция от Ленина до Сталина (1917-1929). – М., 1990.
    7. Агафонов О. В. Казачьи войска России во втором тысячелетии. – М., 2002.
    8. Бугай Н. Ф. Казачество России: отторжение, признание, возрождение (1917-90-годы). – М., 2000.
    9. Ауский С. А. Казаки. Особое сословие. – СПб., 2002.
    10. Солженицын А. И. Двести лет вместе. Часть 2. – М., 2006.
    11. Слюсарев С. Н. Село Гражданское. Годы и люди. – Минеральные Воды, 2005.
    12. Наш край. Документы, материалы (1917-1977). – Ставрополь, 1983.
    13. Очерки истории Ставропольского края. Т. 2. – Ставрополь, 1986.
    14. Уланов В. А. Начало массового колхозного движения на Ставрополье. //Материалы по изучению Ставропольского края. Выпуск 6. – Ставрополь, 1954.
    15. Сидоров В. «Крестная ноша». Трагедия казачества. Т. 2. – М., 1996.
    16. Конквест Роберт. Большой террор. Книга 1. – Рига, 1991.
    17. Политические деятели России 1917 года. Биографический словарь. – М., 1993.
    18. Буллок А. Гитлер и Сталин: жизнь и власть. Сравнительное жизнеописание. Т. 1. – Смоленск, 1994.
    19. Казачество России: историко-правовой аспект. Документы, комментарии 1917-1940. – М., 1999.
    20. Губенко О. В. Терское казачье войско в XV-XXI вв. Влияние государства на социально-экономические аспекты казачьей жизни. – Ессентуки, 2007.
    21. Бурда Э. В. Майский: крепость, станица, город. – Нальчик, 2007.
    22. Дейневич А. В. Преступлениям нет прощения! – «Станица», № 1 (34), январь 2001.
    23. Грей Ян. Сталин. Личность в истории. – Минск, 1995.
    24. Кожинов В. В. Россия. Век XX-й. (1901-1939). – М., 2002.
    25. Захарченко В. Г. В казачьих песнях – душа народа. – «Штандарт», № 2, декабрь 2003.
    26. Иллюстрированное описание обмундирования и знаков различия Красной и Советской армии: 1918-1945 гг. – Ленинград, 1960.
    27. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 1. – М., 1974.
    28. Киреев Ф. Советы признавали казаков народом? – «Казачий Терек» № 8 (155), август, 2011.
    29. Шеболдаев Б. П. Казачество в колхозах. — «Колхозный путь», 1935, № 11
    30. Скорик А.П. К истории одной политической кампании в 1930-е гг. // Вопросы истории. 2009. № 1.
    31. Скорик А.П. Оборонно-массовое движение «ворошиловских кавалеристов» в казачьих районах Юга России во второй половине 1930-х гг. // Вестник Военного университета. 2009. № 1(17).

    Кандидат исторических наук Эдуард Бурда

    Иллюстрация: Представители кубанских казаков встречают руководство Северо-Кавказского военного округа. 1927 год.
    Категория: Мои статьи | Добавил: eduardburda (22.03.2019)
    Просмотров: 14802 | Рейтинг: 5.0/2
    Всего комментариев: 0
    Войдите:
    avatar
    Copyright КАЗАЧЕСТВО СЕВЕРНОГО КАВКАЗА © 2024 Все права защищены. При использовании материалов сайта ссылка на источник обязательна. Администрация не несет ответственности за мнения, высказанные в комментариях читателей.